Вся активность

СЛАВА СЭ: Мы играли на похоронах и свадьбах. Гитарист был алкоголиком. Басист курил запрещённые растения. Я увлекался грустными женщинами, а это хуже, чем пить и курить. Самой непорочной была вокалистка, единственная в мире латышка-негр Моника. Дочь олимпийского негодяя из Кении. Единственным, невольным её грехом был зад-искуситель. Сильно оттопыренный, в форме сердца, невероятной красоты. Он ломал судьбы и калечил психику. Мало что чёрный, он танцевал отдельно от хозяйки. Из-за него басист не спал ночей, раз в месяц предлагал Монике создать семью, хотя бы на вечер. Моника фыркала, уходила сама и всю красоту уносила с собой. Монике были нужны деньги, её выселяли из квартиры. Ради неё, нашего черножопого друга (ласк.), мы согласились играть на окраине, в рабочем районе, где семечки дороже кислорода и круглые сутки кому-то бьют морду. А что, подумалось нам, хулиганы тоже люди. И многое из прекрасного им не чуждо, может быть, даже мы. Один мой приятель играет рок-н-ролл. У них фронт-мен чемпион области по рукопашному бою. Поэтому они выступают даже в сельских клубах для злых механизаторов. Им всегда платят и они ни разу не пели Вальс-бостон. Хоть Моника при нас ни разу не убивала львов дубиной и не отрывала хоботы слонам, мы решили тоже съездить. Играли за выручку с билетов. Народу пришло прямо скажем, мало. Два человека. Лысые, с цепями, с крестами, крестоносцы. Расселись в центре зала. Элегантные как рояли. Мы пересчитали выручку, выходило два доллара на всех. Басист сказал, сдаваться нельзя. Дурная примета. Опять же, Монике нужны деньги. И грянул бал. Расстроенная неявкой публики, обильно утешаемая гитаристом, Моника вдруг напилась. Ко второму отделению она не просто забыла слова. Она перестала узнавать песни. Мы играли вступление три раза, сами пели куплет. Она смотрела, говорила – «чёрт, какая знакомая мелодия». И опять впадала в анабиоз. Лишь танцующий зад в форме чёрного сердца выдавал в ней профессионала и артистку. Зрители почему-то смотрели на контрабас. Очень внимательно. Не подпевали, не хлопали. А Игорь, басист, вдруг встал боком, наклонился и так играл. Потом сказал: – Боже! Какая длинная, длинная, длинная песня! И посмотрел на нас зрачками, взятыми напрокат у филина. Люди с крестами оказались торговцами шмалью. В антракте они узнали в Игоре инкарнацию Боба Марли и предложили пыхнуть. И подсунули какой-то адский отвар, почти ракетное топливо. И всё третье отделение ждали, когда же Гоша рухнет в клумбу с цветами и будет смешно. А он не падал. Наш Игорёк стоял, как не знаю что, как сукин сын. Несколько боком, но стоял. Мы кое-как доиграли боком и дотанцевали задом отделение. Посетители, оба, подошли к Игорю, пожали руку, сказали что он зверь. Он первый, кто смог, кто не упал в салат. Да ещё контрабас в руках, и играл, не сбивался. Зверь. (А всё было наоборот, он повис на контрабасе и поэтому победил) И вот эти двое достают лопатник и отсчитывают 500 (пятьсот!!!) баксов. Настоящих, с президентами посередине. По нашим тогда представлениям, примерно столько же стоил самолёт. И ещё, они предложили отвезти нас на Мерседесе. Контрабас не влез в багажник, гриф торчал, пришлось ехать по встречной. Это был самый продолжительный таран со времён покорения человеком Мерседеса. Я до сих пор горжусь участием и что не изгадил памперс. Пролёт протекал на низкой высоте сорок минут без пауз. Крестоносцы сидели впереди, лушпали семки. Мы сзади старались не открывать глаз, обнимались на прощанье и говорили что передать родным, если кто случайно выживет. Всю дорогу Моника сидела у Игоря на коленях. Вот прямо попой. Но ни она, ни он этого не помнят. Поэтому принято считать, между ними так ничего и не случилось.

Не. Всё что оставалось, Макс Йода забрал.

Слабенько нынче с лещём. Пара-тройка килошек в радость, полторашка за счастье. Раньше 3-4 было средненько, а пролёты и вовсе в сезон редкость. Воды весной не было, зашло мало, и тот икру не скинул, негде было. Это сегодня: А это намедни: А перед этим 2 отсосиновика. Сегодня ещё и вымок, и аккум посадил. Фары не выключил, хронический мой косяк. Помог звонок другу.

Видимо весна.мне немногим больше года. В Сибири снега ещё ой ой.

Не клюёт и точка!

Может быть, может быть…

Александр, а Decoy Spiral Snap 0 у тебя нет на заначках?

А он месяц готовился?

Здорово, но оператору кол ))))

Алексей, прости... Не удержался...

Вот и с макфишингом так же

Я к тому, что безопасные спички изобрел и запатентовал швед Паш, когда истек срок действия патента, заново запатентовал Лундстрем. Он же наладил производство. В 1855 году получил за них медаль на Парижской выставке.

А как же шведские спички?

Снегоуборочная машина на базе ГАЗ–66 в работе, 1975 год, Москва Где то я иду в первый класс

aKGOwzW_460sv.mp4 Метеорит, снято в Португалии

Оренбуржье

Не разберу со слепу что там

Водитель троллейбуса, 1964 год, Москва

Село Останкино, Москва, 1978 год Остасинская башня, как говорили мои не сильно образованные соседи

Зажигая спичку, мы редко задумываемся, кто и когда изобрел это простое, но гениальное средство добычи огня. История спичек начинается гораздо раньше, чем может показаться. В 1805 году французский химик Жан Шансель изобрёл первые химические спички. Они загорались, когда их окунали в серную кислоту — способ, мягко говоря, не очень удобный и, к тому же, небезопасный. Спустя 20 лет, в 1826 году, английский химик Джон Уокер случайно наткнулся на более практичный вариант. Он заметил, что смесь химикатов на кончике деревянной палочки воспламеняется при трении. Так появились первые привычные нам спички. Однако настоящую революцию в производстве спичек совершил француз Шарль Сориа. В 1831 году он добавил в состав головки белый фосфор, который воспламенялся при более низких температурах. Спички стали зажигаться легко — но тут появилась серьёзная проблема: белый фосфор оказался крайне токсичен, что вызывало многочисленные отравления на спичечных фабриках. Параллельно с этим в Германии работал Иоганн Каммерер. В 1833 году ему удалось изготовить такие же по составу фосфорные спички и пустить их в продажу. Однако запатентовать изобретение Каммерер не смог — закона о патентах тогда ещё не существовало. Вскоре производство спичек распространилось по всей Европе, но из-за опасности белого фосфора оно было временно запрещено. К счастью, в 1840-х годах австрийский профессор Шретер открыл новый вид фосфора — красный (аморфный). Он был гораздо безопаснее и не был токсичным. В 1848 году немецкий химик Бетгер предложил новый состав: спички зажигались при трении о специальную поверхность, на которой был красный фосфор. Эти спички стали гораздо безопаснее и вскоре распространились по всей Европе и затем попали в Россию. Первая российская спичечная фабрика появилась в Петербурге в 1837 году, а к 1914 году в стране производили более 40 миллионов ящиков спичек — и это было только начало! Сегодня знакомые нам спички — это деревянные палочки, покрытые бертолетовой солью, серой и клеем, а на боковине коробка — безопасный красный фосфор, чтобы зажечь огонь.

Их меньше не бывает. Ну, по крайней мере, у этого производителя. Больше ещё #1 есть.

Размеры только те, что на фото? Ноль и два ноля?